Евгений Онегин

 



La sotto i giorni nubilosi e brevi,



Nasce una gente a cui 'l morir non dole.



Petr. 



 



 



I.



 



Заметив, что Владимир скрылся,



Онегин, скукой вновь гоним,



Близ Ольги в думу погрузился,



Довольный мщением своим.



За ним и Оленька зевала,



Глазами Ленского искала,



И бесконечный котильон



Ее томил, как тяжкий сон.



Но кончен он. Идут за ужин.



Постели стелют; для гостей



Ночлег отводят от сеней



До самой девичьи. Всем нужен



Покойный сон. Онегин мой



Один уехал спать домой.



 



 



II.



 



Всё успокоилось: в гостиной



Храпит тяжелый Пустяков



С своей тяжелой половиной.



Гвоздин, Буянов, Петушков



И Флянов, не совсем здоровый,



На стульях улеглись в столовой,



А на полу мосье Трике,



В фуфайке, в старом колпаке.



Девицы в комнатах Татьяны



И Ольги все объяты сном.



Одна, печальна под окном



Озарена лучом Дианы,



Татьяна бедная не спит



И в поле темное глядит.



 



 



III.



 



Его нежданным появленьем,



Мгновенной нежностью очей



И странным с Ольгой поведеньем



До глубины души своей



Она проникнута; не может



Никак понять его; тревожит



Ее ревнивая тоска,



Как будто хладная рука



Ей сердце жмет, как будто бездна



Под ней чернеет и шумит...



«Погибну», Таня говорит,



"Но гибель от него любезна.



Я не ропщу: зачем роптать?



Не может он мне счастья дать".



 



 



IV.



 



Вперед, вперед, моя исторья!



Лицо нас новое зовет.



В пяти верстах от Красногорья,



Деревни Ленского, живет



И здравствует еще доныне



В философической пустыне



Зарецкий, некогда буян,



Картежной шайки атаман,



Глава повес, трибун трактирный,



Теперь же добрый и простой



Отец семейства холостой,



Надежный друг, помещик мирный



И даже честный человек:



Так исправляется наш век!



 



 



V.



 



Бывало, льстивый голос света



В нем злую храбрость выхвалял:



Он, правда, в туз из пистолета



В пяти саженях попадал,



И то сказать, что и в сраженье



Раз в настоящем упоенье



Он отличился, смело в грязь



С коня калмыцкого свалясь,



Как зюзя пьяный, и французам



Достался в плен: драгой залог!



Новейший Регул, чести бог,



Готовый вновь предаться узам,



Чтоб каждый вечер у Вери 



В долг осушать бутылки три.