Евгений Онегин

 



Fare thee well, and if for ever



Still for ever fare thee well.



Byron. 



 



 



I.



 



В те дни, когда в садах Лицея



Я безмятежно расцветал,



Читал охотно Апулея,



А Цицерона не читал,



В те дни, в таинственных долинах,



Весной, при кликах лебединых,



Близ вод, сиявших в тишине,



Являться Муза стала мне.



Моя студенческая келья



Вдруг озарилась: Муза в ней



Открыла пир младых затей,



Воспела детские веселья,



И славу нашей старины,



И сердца трепетные сны.



 



 



II.



 



И свет ее с улыбкой встретил;



Успех нас первый окрылил;



Старик Державин нас заметил



И, в гроб сходя, благословил.



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



 



 



III.



 



И я, в закон себе вменяя



Страстей единый произвол,



С толпою чувства разделяя,



Я Музу резвую привел



На шум пиров и буйных споров,



Грозы полуночных дозоров;



И к ним в безумные пиры



Она несла свои дары



И как вакханочка резвилась,



За чашей пела для гостей,



И молодежь минувших дней



За нею буйно волочилась ‑



А я гордился меж друзей



Подругой ветреной моей.



 



 



IV.



 



Но я отстал от их союза



И вдаль бежал... она за мной.



Как часто ласковая Муза



Мне услаждала путь немой



Волшебством тайного рассказа!



Как часто, по скалам Кавказа,



Она Ленорой, при луне,



Со мной скакала на коне!



Как часто по брегам Тавриды



Она меня во мгле ночной



Водила слушать шум морской,



Немолчный шепот Нереиды,



Глубокий, вечный хор валов,



Хвалебный гимн отцу миров.



 



 



V.



 



И, позабыв столицы дальной



И блеск и шумные пиры,



В глуши Молдавии печальной



Она смиренные шатры



Племен бродящих посещала,



И между ими одичала,



И позабыла речь богов



Для скудных, странных языков,



Для песен степи ей любезной...



Вдруг изменилось всё кругом:



И вот она в саду моем



Явилась барышней уездной,



С печальной думою в очах,