- Глава 15 Фотография
- Глава 28 Конец поездки
- Глава 27 Рассказывает Жак Рено
- Глава 26 Я получаю письмо
- Глава 25 Неожиданная развязка
- Глава 24 «Спасите его!»
- Глава 23 Новые испытания
- Глава 22 Я влюбляюсь
- Глава 21 Пуаро излагает свою версию
- Глава 20 Еще одно поразительное открытие
- Глава 19 Я напрягаю свои серые клеточки
- Глава 18 Жиро действует
- Глава 17 Расследование продолжается
- Глава 16 Дело Берольди
- Глава 1 Попутчица
- Глава 14 Второй труп
- Глава 13 Девушка с тревожным взглядом
- Глава 12 Пуаро приподнимает завесу тайны
- Глава 11 Жак Рено
- Глава 10 Габриель Стонор
- Глава 9 Мосье Жиро находит улики
- Глава 8 Нечаянная встреча
- Глава 7 Таинственная мадам Добрэй
- Глава 6 Место преступления
- Глава 5 Рассказ мадам Рено
- Глава 4 Письмо, подписанное «Белла»
- Глава 3 Вилла «Женевьева»
- Глава 2 «Ради всего святого, приезжайте!»
Убийство на поле для гольфа
Глава 5 Рассказ мадам Рено
Наутро мы присутствовали при допросе Жака Рено. Я был поражен, как сильно он изменился за такое короткое время. Щеки у него ввалились, под глазами легли глубокие темные круги, лицо было осунувшееся и изможденное. Казалось, он не спал несколько ночей подряд. При виде нас он не проявил никакого интереса.
– Рено, – начал следователь, – вы отрицаете, что были в Мерлинвиле в ночь, когда было совершено убийство?
Жак поначалу ничего не ответил, потом забормотал с жалким и растерянным видом:
– Я… я… уже говорил вам, что был в… Шербуре.
Следователь нетерпеливо обернулся:
– Введите свидетелей.
В тот же миг двери отворились и вошел человек, в котором я узнал носильщика Мерлинвильского вокзала.
– Вы дежурили в ночь на седьмое июня?
– Да, мосье.
– Вы видели, как прибыл поезд в одиннадцать часов сорок минут?
– Да, мосье.
– Посмотрите на арестованного. Узнаете ли вы в нем одного из пассажиров, высадившихся из этого поезда?
– Да, мосье.
– Не ошибаетесь ли вы?
– Нет, мосье. Я хорошо знаю мосье Жака Рено.
– Не путаете ли вы дату?
– Нет, мосье. Ведь на следующее утро, восьмого июня, мы узнали об убийстве.
Потом ввели еще одного станционного служащего, который подтвердил показания носильщика. Следователь снова обратился к Жаку Рено:
– Эти люди без колебаний опознали вас. Что вы можете сказать?
Жак пожал плечами.
– Ничего.
– Рено, – продолжал следователь, – узнаете ли вы это?
Мосье Отэ взял что-то со стола и протянул арестованному. Я вздрогнул – это был хорошо знакомый мне нож.
– Извините! – воскликнул адвокат Жака, мэтр Гросье. – Я требую, чтобы мне дали возможность поговорить с моим подзащитным, прежде чем он ответит на этот вопрос.
Однако Жак Рено не обратил ни малейшего внимания на протест мэтра Гросье.
– Конечно, узнаю. Этот нож я подарил матушке в память о войне.
– Не скажете ли вы, имеется ли второй такой нож?
Мэтр Гросье снова хотел было разразиться тирадой, но Жак даже не взглянул на него.
– Насколько мне известно, нет. Форму его я придумал сам.
Тут даже у следователя челюсть отвисла. Казалось, Жак сам рвется навстречу смерти. Я понимал, разумеется, что для него сейчас самое важное – ради безопасности Беллы скрыть, что есть второй такой нож. Покуда считается, что в деле фигурирует только один нож, на девушку едва ли падет подозрение. Он рыцарски защищал женщину, которую любил прежде. Но какой ценой! Тут только я понял, сколь легкомысленно поступил, поставив Пуаро перед почти неразрешимой задачей. Как можно снять подозрения с Жака Рено, не открыв всей правды?
Мосье Отэ снова заговорил, на этот раз с особенной язвительностью:
– Мадам Рено показала, что в тот вечер, когда было совершено преступление, этот нож лежал у нее на ночном столике. Но мадам Рено – мать! Думаю, вас не удивит, если я сочту весьма вероятным, что мадам Рено ошиблась и что, может быть, случайно вы прихватили нож с собой, когда уезжали в Париж. Не сомневаюсь, что вы попытаетесь мне возразить…
Я заметил, как у Жака судорожно сжались кулаки закованных в наручники рук. На лбу у него выступили капли пота, и он, сделав над собой страшное усилие, хрипло выдавил:
– Я не стану вам возражать. Это могло быть и так.
Все присутствующие оцепенели. Мэтр Гросье вскочил с места:
– Мой подзащитный перенес нервный шок! Я считаю, что он не способен отвечать за свои слова. Прошу зафиксировать…
Следователь раздраженно прервал его. На миг мне показалось, что и он сомневается, в своем ли уме арестованный. Да, Жак Рено явно обрекал себя на гибель. Мосье Отэ подался вперед и впился в него испытующим взглядом.
– Вполне ли вы понимаете, Рено, что на основании ваших ответов мне не остается ничего, как только предать вас суду?
Бледное лицо Жака вспыхнуло, но он твердо выдержал взгляд следователя.
– Мосье Отэ, клянусь, я не убивал отца.
Однако сомнения, овладевшие было мосье Отэ, уже рассеялись. Он как-то неприятно хохотнул.
– Конечно, конечно! Наши арестованные всегда невиновны! Вы сами вынесли себе приговор. Вы не можете защитить себя, у вас нет алиби… Только клянетесь, что не убивали. Но кто вам поверит? Разве что ребенок? Вы, вы убили отца, Рено… Убили жестоко и трусливо… Убили ради денег, ведь вы думали, что они достанутся вам. Ваша мать – косвенная соучастница преступления. Конечно, приняв во внимание ее материнские чувства, судьи окажут ей снисхождение. Ей, но не вам. И поступят совершенно справедливо! Ибо ваше деяние – ужасно! Ни суд людской, ни суд небесный не пощадят вас!
Тут поток красноречия мосье Отэ, к его величайшему неудовольствию, был внезапно прерван. Дверь с шумом отворилась.
– Господин следователь! Господин следователь! – Служитель даже заикался от волнения. – Там дама, она говорит… говорит…
– Кто там еще? Что говорит? – загремел вне себя от гнева следователь. – Вы нарушаете закон! Я запрещаю! Решительно запрещаю!
Но тут-то тоненькая девушка оттолкнула жандарма и переступила порог. Одета она была во все черное, лицо скрывала густая вуаль.
Сердце у меня болезненно сжалось. Все-таки она пришла! Все мои усилия пошли прахом. Однако какое же благородство! Как бестрепетно совершила она этот роковой шаг!
Девушка подняла вуаль… и я остолбенел. Это не Сандрильона, хоть и похожа на нее как две капли воды. Теперь, когда она была без светлого парика, в котором выступала на сцене, я понял, что именно ее фотографию нашел Пуаро в шкафу у Жака.
– Вы следователь мосье Отэ? – спросила она.
– Да, но я запрещаю…
– Мое имя – Белла Дьювин. Я пришла признаться в том, что убила мосье Рено.
– Рено, – начал следователь, – вы отрицаете, что были в Мерлинвиле в ночь, когда было совершено убийство?
Жак поначалу ничего не ответил, потом забормотал с жалким и растерянным видом:
– Я… я… уже говорил вам, что был в… Шербуре.
Следователь нетерпеливо обернулся:
– Введите свидетелей.
В тот же миг двери отворились и вошел человек, в котором я узнал носильщика Мерлинвильского вокзала.
– Вы дежурили в ночь на седьмое июня?
– Да, мосье.
– Вы видели, как прибыл поезд в одиннадцать часов сорок минут?
– Да, мосье.
– Посмотрите на арестованного. Узнаете ли вы в нем одного из пассажиров, высадившихся из этого поезда?
– Да, мосье.
– Не ошибаетесь ли вы?
– Нет, мосье. Я хорошо знаю мосье Жака Рено.
– Не путаете ли вы дату?
– Нет, мосье. Ведь на следующее утро, восьмого июня, мы узнали об убийстве.
Потом ввели еще одного станционного служащего, который подтвердил показания носильщика. Следователь снова обратился к Жаку Рено:
– Эти люди без колебаний опознали вас. Что вы можете сказать?
Жак пожал плечами.
– Ничего.
– Рено, – продолжал следователь, – узнаете ли вы это?
Мосье Отэ взял что-то со стола и протянул арестованному. Я вздрогнул – это был хорошо знакомый мне нож.
– Извините! – воскликнул адвокат Жака, мэтр Гросье. – Я требую, чтобы мне дали возможность поговорить с моим подзащитным, прежде чем он ответит на этот вопрос.
Однако Жак Рено не обратил ни малейшего внимания на протест мэтра Гросье.
– Конечно, узнаю. Этот нож я подарил матушке в память о войне.
– Не скажете ли вы, имеется ли второй такой нож?
Мэтр Гросье снова хотел было разразиться тирадой, но Жак даже не взглянул на него.
– Насколько мне известно, нет. Форму его я придумал сам.
Тут даже у следователя челюсть отвисла. Казалось, Жак сам рвется навстречу смерти. Я понимал, разумеется, что для него сейчас самое важное – ради безопасности Беллы скрыть, что есть второй такой нож. Покуда считается, что в деле фигурирует только один нож, на девушку едва ли падет подозрение. Он рыцарски защищал женщину, которую любил прежде. Но какой ценой! Тут только я понял, сколь легкомысленно поступил, поставив Пуаро перед почти неразрешимой задачей. Как можно снять подозрения с Жака Рено, не открыв всей правды?
Мосье Отэ снова заговорил, на этот раз с особенной язвительностью:
– Мадам Рено показала, что в тот вечер, когда было совершено преступление, этот нож лежал у нее на ночном столике. Но мадам Рено – мать! Думаю, вас не удивит, если я сочту весьма вероятным, что мадам Рено ошиблась и что, может быть, случайно вы прихватили нож с собой, когда уезжали в Париж. Не сомневаюсь, что вы попытаетесь мне возразить…
Я заметил, как у Жака судорожно сжались кулаки закованных в наручники рук. На лбу у него выступили капли пота, и он, сделав над собой страшное усилие, хрипло выдавил:
– Я не стану вам возражать. Это могло быть и так.
Все присутствующие оцепенели. Мэтр Гросье вскочил с места:
– Мой подзащитный перенес нервный шок! Я считаю, что он не способен отвечать за свои слова. Прошу зафиксировать…
Следователь раздраженно прервал его. На миг мне показалось, что и он сомневается, в своем ли уме арестованный. Да, Жак Рено явно обрекал себя на гибель. Мосье Отэ подался вперед и впился в него испытующим взглядом.
– Вполне ли вы понимаете, Рено, что на основании ваших ответов мне не остается ничего, как только предать вас суду?
Бледное лицо Жака вспыхнуло, но он твердо выдержал взгляд следователя.
– Мосье Отэ, клянусь, я не убивал отца.
Однако сомнения, овладевшие было мосье Отэ, уже рассеялись. Он как-то неприятно хохотнул.
– Конечно, конечно! Наши арестованные всегда невиновны! Вы сами вынесли себе приговор. Вы не можете защитить себя, у вас нет алиби… Только клянетесь, что не убивали. Но кто вам поверит? Разве что ребенок? Вы, вы убили отца, Рено… Убили жестоко и трусливо… Убили ради денег, ведь вы думали, что они достанутся вам. Ваша мать – косвенная соучастница преступления. Конечно, приняв во внимание ее материнские чувства, судьи окажут ей снисхождение. Ей, но не вам. И поступят совершенно справедливо! Ибо ваше деяние – ужасно! Ни суд людской, ни суд небесный не пощадят вас!
Тут поток красноречия мосье Отэ, к его величайшему неудовольствию, был внезапно прерван. Дверь с шумом отворилась.
– Господин следователь! Господин следователь! – Служитель даже заикался от волнения. – Там дама, она говорит… говорит…
– Кто там еще? Что говорит? – загремел вне себя от гнева следователь. – Вы нарушаете закон! Я запрещаю! Решительно запрещаю!
Но тут-то тоненькая девушка оттолкнула жандарма и переступила порог. Одета она была во все черное, лицо скрывала густая вуаль.
Сердце у меня болезненно сжалось. Все-таки она пришла! Все мои усилия пошли прахом. Однако какое же благородство! Как бестрепетно совершила она этот роковой шаг!
Девушка подняла вуаль… и я остолбенел. Это не Сандрильона, хоть и похожа на нее как две капли воды. Теперь, когда она была без светлого парика, в котором выступала на сцене, я понял, что именно ее фотографию нашел Пуаро в шкафу у Жака.
– Вы следователь мосье Отэ? – спросила она.
– Да, но я запрещаю…
– Мое имя – Белла Дьювин. Я пришла признаться в том, что убила мосье Рено.